Наоми Вишницер

ГОЛУБАЯ БУСИНКА УДАЧИ,

или

"ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ..."

Издательство "Библиотека-Алия*

Молодежная серия

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие ......................................7

"Заберите меня домой..." ..........................9

Простая бусинка ................................. 18

Появляется Лея ..................................23

Луч света ........................................ 35

Учитель Элькана ................................. 45

Прометей ........................................53

Праздник, полный огорчений .................... 62

Что такое "Белая книга?" ........................ 70

Конфеты .........................................76

Начало лета ..................................... 87

Черная суббота ..................................95

Поездка к брату ................................ 107

Опасная личность ............................... 125

Экзамен ........................................ 142

Йоэль в Иехонадаве ............................ 149

Миленка ........................................ 163

Голубая бусинка ................................ 173

Примечания .................................... 183

ПРЕДИСЛОВИЕ

"Голубая бусинка удачи" — книжка о том, что пришлось пережить девочке Закии из сирийского города Халеба (Алеппо), прежде чем она превратилась в израильтянку Эстер.

Закия родилась в религиозной еврейской семье. Всей душой мечтала она увидеть страну Израиля, Эрец-Исраэль, о которой знала из Библии. Попасть туда было почти невозможно. Страна находилась тогда под властью Англии. Английское правительство получило мандат на управление Палестиной (название "Палестина", введенное некогда завоевавшими страну римлянами, так и осталось в международном обиходе) от Лиги Наций, чтобы облегчить еврейскому народу возвращение на его древнюю родину. Но англичане не хотели из-за евреев ссориться с палестинскими арабами — ведь те составляли лишь часть огромного и влиятельного арабского мира — и потому стали запрещать евреям въезд в Палестину.

Евреи, пережившие фашистский ад и стремившиеся зажить нормальной жизнью на еврейской земле, не могли свободно въехать в страну. Тогда иммигранты стали прибывать в Эрец-Исраэль нелегально. Группы еврейской молодежи из соседних арабских стран переходили в пустынных местах границу (с одной из таких

7

групп пришла в Эрец-Исраэль Закия). Еврейские беженцы из Европы (такие, как один из героев книги, Йоэль) прибывали к берегам Палестины на кораблях, на лодках, нередко с трудом державшихся на воде. Измученные пассажиры мечтали об отдыхе, но англичане не давали им даже высадиться на берег, а отправляли этих прошедших гитлеровские концлагеря людей в новые лагеря — для перемещенных лиц, на Кипр и в другие места. Поэтому в Эрец-Исраэль были созданы специальные отряды, боровшиеся против англичан и помогавшие нелегальным иммигрантам (участницей одного из них была названая сестра Эстер — Лея).

Но иногда между новоприбывшими и уроженцами страны — сабрами* — возникала отчужденность. Старожилы опасались доверять новичкам свои тайны, привлекать их к борьбе против английских мандатных властей; да и вообще по неписаным законам внешнее проявление чувств у сабр считалось слабостью, и они держались замкнуто. А как трудно было преодолеть языковой барьер, ведь сабры говорили на иврите, возрожденном языке Библии, а репатрианты — на многих языках стран еврейского рассеяния. Среди выросших в Эрец-Исраэль были распространены социалистические и атеистические убеждения, а для многих иммигрантов, особенно из стран Востока, вера была основой жизни.

Все это тяжелым грузом легло на плечики Закии-Эстер, и потому в первые месяцы новой жизни она просила родных: "Заберите меня домой!".

Но постепенно девочка привыкла к новой семье, почувствовала, как много связывает ее с Эрец-Исраэль, поняла, что здесь ее дом.

* Сабры (от "цабар" — кактус, ивр.) — так называют уроженцев Израиля, сравнивая их с плодами кактуса — мягкими и сладкими внутри, но покрытыми жесткой, колючей кожурой.

"ЗАБЕРИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ..."

"Деревня Иехонадав, 12 сивана¹* 1946 года, — написала она на чистом листе бумаги. — Дорогая мама, дорогие сестры, заберите меня домой..."

Она вытерла слезы и положила ручку. Больше ничего не будет писать, ведь все, что хотела сказать, она выразила в этой единственной фразе.

... — Меня зовут Эстер, — заявила она, прибыв сюда, в деревню Иехонадав, — до сих пор я была Закия, но в стране Израиля я буду Эстер. — И доверчиво улыбнулась.

Наверное, нетрудно, больше того, великолепно превратиться из Закии в Эстер. Это Иехуда, посланец страны Израиля, предложил ей тогда в Халебе², городе, в котором она родилась, выбрать это имя. "Ведь Эстер³ была царица и такая же красивая, как ты..." — привел он убедительный довод и рассмеялся, обнажив белоснежные ровные зубы. "Ты будешь жить в мошаве⁴ под Иерусалимом, — обещал он, — у тебя будут отец и мать — они удочерят тебя. Ты научишься работать, будешь строить страну".

Иехуда не обманул ее. Действительно, она оказалась в деревне Иехонадав, расположенной так близко

Цифрами обозначены примечания, помещенные в конце книги.

от Иерусалима, что он был виден с холма. И у нее есть дом, а в нем — отец и мать. И есть коровник во дворе и виноградник за домом. А еще у нее есть брат и две сестры. Одна старше ее, другая младше. Ту, которая младше, зовут Сарка. Волосы у нее, как шелк, а глаза маленькие и черные. И они неотступно следят за ней, Закией-Эстер, стараются найти в ней что-нибудь непривычное, такое, над чем можно посмеяться. "Ахаки, бахаки", — передразнила Сарка горловое произношение Эстер, как только та заговорила. А потом запела про нее песенку, которую тут же сложила, и, расхохотавшись, побежала к своей подружке Амалии, чтобы рассказать ей о своих наблюдениях. Они стояли во дворе, шептались и смеялись, время от

10

времени поглядывая в ее сторону и даже показывая на нее пальцем. Неудивительно, что после этого Эстер вообще предпочитала молчать. И молчала так упорно, как будто она вообще онемела. Только глаза ее говорили, наполняясь слезами, а слезы капали, капали... И она не старалась их сдержать.

-- Почему ты плачешь? — спросила ее названая мать и, не дождавшись ответа, предположила: — Скучает. — А потом упрекнула девочку:

—   Можно подумать, что там, в Сирии, у тебя был дом — полная чаша.

Ее названая мать, высокая женщина с белым крупным лицом, никогда не смеялась. Даже улыбка редко появлялась на ее губах. Но, несмотря на кажущееся безразличие к Эстер, она хотела, чтобы та называла ее мамой, и все допытывалась:

—  Почему ты не зовешь меня мамой?

Эстер не отвечала. Она вспоминала свою настоящую мать, которая была маленькой, сухонькой и очень темнокожей, куда темнее ее новой матери.

—  Она опять плачет,— со смехом заметила Сарка, обращаясь к Амалии. Они стояли поблизости и дружно захихикали.

Эстер вздрогнула, словно проснувшись, и посмотрела на лежавший перед ней чистый лист, на котором было написано только несколько слов: "Заберите меня домой...". Она прочла их снова и добавила: "Мне все равно, как вы это сделаете". Слезы, смешавшись с чернилами, растеклись на листе светлыми пятнами.

—   Эстер, хочешь посмотреть на Иерусалим? — спросила Амалия, войдя с Саркой в комнату. Конечно, она хотела. Вышли. Подруги — впереди, она — сзади. Еще не наступило время дождей⁵, и колючки кустарников угрожающе топорщились. Как только подошли к подножию холма, девочки захотели показать ей, как

11

быстро они могут отыскать тропинку в зарослях бурьяна и что они совсем не боятся исколоться и исцарапаться, Они быстро перелезли через каменную глыбу и исчезли за ней, и видя, что Эстер в нерешительности стоит, не зная, что делать, боясь пошевелиться, расхохотались. Их рассмешили ее страх и растерянность. Какая неженка!

Эстер растянула губы в улыбке, намереваясь объяснить им, что она лишь один раз в жизни лазала по горам. И было это тогда, когда она вместе с группой маапилим⁶ переходила ливанскую границу. При этом первом знакомстве горы показались ей враждебными, тот переход так измотал ее, что она не забудет его никогда. Проводник говорил им:

—  Это очень тяжелая дорога, но вам надо пройти ее один раз в жизни — ведь она ведет к свободе.

Тогда, делая каждый шаг, она думала: "Пройден еще кусок пути, и мне уже никогда не придется вернуться к нему". А теперь, когда она так хочет вернуться домой, сможет ли она снова проделать ту дорогу?! Но — обратно!

—   Ну, шевелись же! Шевелись! — торопили ее Сар-ка с Амалией.

Когда они втроем поднялись на вершину холма, обе неожиданно замолчали и выжидающе уставились на нее. Может быть, ждали, что она станет восхищаться открывшимся перед ними видом. Станет восклицать: "Какая красота! Какой простор! Как величаво возвышается Иерусалим!"

Но она молчала. Только думала: "Какая красота! Какой простор!". И дивилась городу, выстроенному из серого камня. И восхищалась тем, что видела там, — куполами и той круглой крышей, которая вся — зеленая, и той, другой, сверкающей при дневном свете так, что больно на нее смотреть. И всем, что от-

12

крылось ее взгляду и заставило ее губы прошептать: "Возрадовался я, когда сказали мне: "пойдем в дом Господень. Вот, стоят наши ноги во вратах твоих, Иерусалим..."⁷. И хотя шепот ее был неясным и невыразительным, очень может быть, что губы ее дрожали. А потом она вспомнила о названой сестре и увидела, что та смотрит на нее и, пятясь, о чем-то шепчется с Амалией. И опять обе не могут удержаться от смеха. Губы Эстер растянулись в ответной робкой улыбке. И эта улыбка еще больше рассмешила их.

И вот уже Сарка приблизилась к ней. Ее фиолетовое в солнечном свете лицо горело, глаза сверкали.

—  Амалия сказала, что ты, как царица Эстер, — зеленоватая. Честное слово, о ней написано — зеленоватая Эстер! — И затянула песню: "Эстер напудренная, завитая, зеленоватая...".

Какая насмешка — "Эстер зеленоватая". Ей нестерпимо захотелось снова стать Закией.

"Заберите меня домой", — написала она своему брату Арье, потому что вместе с ним приехала в страну. Потому что это он вселил в нее желание совершить восхождение на землю Израиля. Поэтому от него она требовала, чтобы он постарался помочь ей вернуться обратно. Но на ее просьбу он ответил напыщенно и не по делу.

—  Можно подумать, что в Сирии она оставила шикарный дом, — снова удивилась названая мать после того, как прочла письмо брата Эстер и поняла из него то, что нетрудно было понять.

Эстер-Закия сидела с опущенной головой, испытывая бессильное желание выхватить письмо из рук матери, которая, удобно усевшись, читала то, что было написано не ей. Само собой разумеется, что эта женщина вскрывала все письма, посланные Эстер, как только они приходили. И в этом была доля ее, Эстер,

13

вины: она сама вначале давала матери свои письма, думая, что благодаря этому они скорее сблизятся. Кроме того, она гордилась почерком брата. Буквы выходили из-под его пера словно выгравированные, просто нельзя было не любоваться ими.

"Моя Закия", — начал он, как обычно, и все, кто слушал читающую вслух мать, стали подшучивать над его витиеватым слогом. Но ведь даже если ей, Эстер, было смешно, то у них не было права смеяться над ее братом! Так же, как у них не было права презрительно говорить о ее доме! Она выхватила письмо из рук женщины и смяла его на ее глазах, выражая тем самым свой протест, но — лишь в мыслях, а на самом деле она неподвижно, словно приклеенная, сидела на стуле. И на ее лице застыла та заискивающая улыбка, которая вовсе и не была улыбкой.

Их двор в Халебе был квадратным, светлым; здесь же даже днем во дворе стоял полумрак от низкой крыши большого хлева. На границе с соседским двором стоял сарай, в котором хранились телеги. Около сарая был привязан свирепый пес, который угрожающе рычал и скалил зубы, как только Эстер приближалась к нему.

В другой стороне двора находился навес для сена. К нему прилепилась кухня и еще временная пристройка из железа, в которой стирали и мылись.

—  Замолчи! — крикнула мать собаке; та надрывно лаяла и от злости кусала цепь, желая, видимо, освободиться. И мимо вот этого злобного зверя Эстер нужно было пройти с ведрами, полными корма для коров!

—  Он чувствует, что ты не любишь его, — сказала мать недовольным тоном.

Собака перестала лаять и выжидающе хрипела, словно хотела сказать: подожди, вот уйдет моя хозяйка, тогда я тебе задам!

14

Эстер была очень проворной: она часто заканчивала свою работу раньше, чем мать кончала доить коров. Правда, коров в хозяйстве было десять, и все — дойные. Но что поделаешь, она действительно не любила собак. Дома, в Сирии, она привыкла их бояться. И все же вначале, несмотря на страх, она готова была подружиться с враждебным ей зверем, как и со всяким живым существом на этой земле. Потому что в стране Израиля каждый человек — на своей земле, и животные — тоже. И вражды между ними не должно быть.

Совсем не так было в ее городе Халебе. Там при виде самого безобидного животного она ощущала слабость в коленях. Как ей страшно было проходить каждую пятницу мимо коровы, когда ее посылали к пекарю сообщить, что опара готова и ждет выпечки. И каждую пятницу она молилась, чтобы на сей раз там не оказалось этой коровы. Но ее молитва не достигала цели — корова, как ни в чем не бывало, стояла на своем месте. И тогда она в страхе проскальзывала мимо, шепча дрожащими губами: "Помоги, Господи, в пору бедствий". Без этой молитвы она никогда не решилась бы пройти так близко от животного.

А здесь ей приказали "подружиться" с десятью тучными, как слоны, коровами, которые не шли ни в какое сравнение с той тощей из Халеба. К этим коровам привела ее Лея, старшая дочь в семье. Она погладила каждую из них по спине и назвала по имени.

Встреча же с собакой произошла не без участия Сар-ки. Длина цепи не позволяла собаке напасть на Эстер, и все же, как только она приближалась к собаке, ее сердце начинало биться в страхе. А тут еще Сарка, прислонившись к стене, смотрит, как Эстер крадется вдоль забора, и ее явно не устраивает такое малоинтересное представление. Она наклоняется к собаке и науськивает ее:

15

— Быстро, Ембо! Живо, Ембо!

Собака энергично прыгает с места, цепь впивается ей в тело, и она заливается хриплым лаем. О, если бы тут не было Сарки, которая следит за каждым движением Эстер, она бы стремглав убежала, куда глаза глядят. Но под насмешливым взглядом маленькой злючки Сарки Эстер старается идти прямо, хотя ноги ее заплетаются, а к лицу снова прилипает глуповатая улыбка.

Как-то привезли солому, которой всегда запасались на зиму. Эстер расположилась поодаль и наблюдала за происходящим. Ембо лаял как сумасшедший, но на этот раз не на нее, а на верблюда, который неподвижно, с невозмутимым видом стоял во дворе. С двух сторон верблюжьего горба свисали полные мешки.

Хозяин верблюда вел переговоры с матерью. Вдруг Эстер обнаружила, что Ембо перенес свой гнев с верблюда на какую-то собаку, которая, как видно, проникла во двор вместе со своим хозяином, привезшим солому, и оказалась в его, Ембо, владениях. Такого он вынести не мог: шерсть у него на спине встала дыбом, из пасти вырвались яростные хриплые звуки. Желая расправиться с чужой собакой, он сильно потянул за цепь. Эстер видела, как чужая собака в страхе попятилась и, спрятавшись между ногами верблюда, застыла там. "Может быть, она молится своему собачьему богу, чтобы поскорее разобрали мешки, и они с хозяином могли уйти отсюда", — подумала Эстер. Потом она увидела, что чужая собака оскалила зубы и навострила уши. А еще через минуту Эстер показалось, что собака улыбается: кожа растянулась и стала свисать по углам пасти, что придало ее морде мирное выражение. Эстер подумала, что, наверное, и у нее такое же выражение лица, когда она старается улыбаться. И ей стало страшно: "Неужели я похожа на затравленную собаку?".

17

ПРОСТАЯ БУСИНКА

Летом обычно мылись под душем, в жестяной пристройке к сараю. Там же мылись во время осенних праздников⁸, хотя уже становилось прохладно, и в щели, которых было немало в стенах, дул ветер.

—  Скоро перейдем на зимнее купание, — ни с того ни с сего сообщила Сарка, и глаза ее вызывающе сверкнули.

—  Что значит — зимнее купание? — поинтересовалась Эстер.

—  А вот увидишь! — пообещала та.

И действительно, она увидела. Мать поставила большую кастрюлю на примус, и в кухне стало тепло и шумно.

—  Будем мыться вместе! — воскликнула Сарка и впилась взглядом в Эстер.

Мать внесла лохань, которая стояла в душевой, и махнула рукой, приглашая их приниматься за дело.

Сарка с удовольствием наблюдала за Эстер, не спуская глаз с ее испуганного лица.

—  Мама, правда, ты сказала, что Эстер будет мыться вместе со мной? — раздался ее звонкий голос. Она хотела доказать, что это решение — не ее идея.

—  Да, иначе это будет продолжаться слишком долго.

18

__ Но я... — пыталась протестовать Эстер.

—- Только не уверяй меня, что ты привыкла к персональной ванной из фаянса, — равнодушно бросила ей мать.

Эстер молчала. Да, и в своем доме она мылась вместе с сестрами. А ванну из фаянса впервые увидела на вилле на Кармеле, где они провели несколько дней, прежде чем их распределили по местам, то есть буквально перед тем, как она оказалась здесь. Но дома были ее родные сестры, а не эта злючка Сарка! Нет, она не снимет одежды, и будь что будет.

Мать вышла.

—   Ну! — приказала Сарка, которая уже успела раздеться. И, видя, что Эстер продолжает медлить, добавила: — Я жду, чтобы ты полила мне на спину.

Эстер не сдвинулась с места. Не ответила. Стояла неподвижно, опустив руки.

—   Ты хочешь, чтобы я позвала маму? — спросила Сарка с вызовом и поплескала воду в лохани, словно говоря: мне-то что - я могу наслаждаться и без тебя.

Эстер торопливо разделась и, подойдя к лохани, стала усердно намыливаться. Только бы не встречаться взглядом с Саркой, которая, не скрываясь, рассматривала ее. И вдруг выражение лица Сарки изменилось, а голос от удивления прозвучал совсем по-детски:

—   Что это висит у тебя на шее? — И ее пальцы сжали голубую бусинку. Эстер вздрогнула от ее прикосновения.

—  Это — талисман, — пробормотала она беспомощно.

—   Покажи! — Сарка пристально всматривалась в талисман. — Никогда не видела, чтобы носили такую вещь, — призналась она.

Эстер покорило такое бескорыстное любопытство.

19

'"I

г

Она готова была заговорить, даже обрадовалась возможности что-то объяснить девочке.

—  У нас талисман надевают против дурного глаза,

—  сказала она.

—  Эта бусинка — из дерева? — спросила Сарка.

—  Да. Но бывает и из золота. Когда рождается ребенок, талисман привязывают к руке младенца.

—  Кто привязывает?

—  Бабушка или тетя.

—   Но ведь у тебя простая бусинка из дерева...

—  Это неважно. Главное, что она голубого цвета. Все дело в цвете. Можно повесить даже веревку, лишь бы она была голубая.

—  Ты веришь в чертей и духов? — неожиданно спросила Сарка, и готовность высмеять Эстер снова засветилась в ее глазах.

—  Нет, — отстранилась Эстер и сжала губы, — с чего бы?

—  Тогда сними это!

Эстер молча выставила ладонь, словно защищаясь.

—  Дай мне ее на минутку! — потребовала Сарка.

—  Нет! Нельзя снимать талисман, — решительно заявила Эстер.

—  Что же, ты никогда-никогда его не снимаешь?

—  открытая насмешка звучала в голосе девчонки. Эстер промолчала и торопливо закончила мыться.

—  Подумаешь, сокровище — бусинка из крашеного дерева, — пренебрежительно протянула Сарка.

Неожиданно для себя Эстер зачерпнула в ковш воды и полила на спину Сарке, хотя та больше об этом не просила. К своему ужасу Эстер почувствовала, что заискивающая улыбка снова расплывается на ее лице.

—  У тебя на спине полоска грязи, которую ты, наверное, привезла из Сирии! — бросила ей Сарка.

Эстер поспешно оделась.

20

В помещение вошла мать.

—  Эстер носит талисман, — сообщила Сарка таким тоном, как будто открыла в ней еще один недостаток, еще один повод поиздеваться над ней.

Мать подошла и, протянув руку, как обвинитель, потребовала:

—  Покажи!

Эстер указала пальцем на бусинку, которая виднелась в вырезе не до конца застегнутого платья.

—  Она никогда не снимает это! — сообщила ей дочь. — А что в ней есть -— просто бусинка.

—  Прекрати! — упрекнула ее мать и добавила: — Еще немного поживет у нас и сама поймет, что предрассудкам место на свалке.

—  Зачем они меня взяли? — заплакав, спросила Эстер учительницу Атару. Они гуляли вместе во время перемены. Каждый перерыв Атара гуляла с другой девочкой.

Учительница удивилась:

—  Тебе плохо в этой семье? Эстер запротестовала:

—  Я этого не говорила.

Атара положила руку ей на плечо:

—  Поверь мне, твоя названая мать — женщина благородная. Может быть, она кажется не очень симпатичной, сухой, но душа у нее добрая.

Некоторое время они шли молча.

—  Почему она меня взяла? — упрямо повторила Эстер.

И действительно, причина была ей неясна. Даже как в помощнице она не нуждалась в ней — могла выучить

21