она услышала, как Сарка, уходя, напевает: "Над вер шиной горы Сион мир тебе, Иерусалим..."

Эстер начала молиться, хотя и понимала, что у Бог; нет времени помогать в таких незначительных случаях. И все же она молилась, испытывая душевные муки в которых надежда на Бога переплеталась с сомнениями и неуверенностью в себе: "Боже, Ты все можешь Сделай так, чтобы случилось что-нибудь, или дай мн< мужество, я не могу собраться с духом и подойти встать на колени перед пастью Ембо". Время шло, она все не могла решиться на такой отчаянный ша только смотрела на собаку, на пену в углах ее пасти.

Неужто снова придется ей с болью в сердце смо реть, как мать все собирает вместо нее, согнув усталу спину и неторопливо перебирая руками, которые ка бы говорят: "Я знала, что ты ни на что не способн не можешь даже пройти мимо привязанной собаки".

И вдруг появился Ионатан и быстро подошел Ембо. Нагнувшись, он погладил собаку, и она мо ментально успокоилась, словно к ней прикоснулся во лшебник. И тогда Эстер рывком подбежала к собаке быстро собрала из грязи остатки того, что вылилось из ведра. Словно откуда-то издалека она слышала, как Ионатан говорил собаке: "Привыкай к ней, привыкай..." Потом он наклонился к Эстер, ободряюще погладил ее по голове и проговорил, обращаясь к Ембо:

— Запомни: Эстер — наша, наша...

И хотя ей было стыдно своих грязных колен, встать и убежать она не могла — очень уж была счастлива. Это спокойное счастье переполняло ее, она только боялась, что оно пройдет. Ей казалось, что она стала такой же воздушной и легкой, какой была ласка, коснувшаяся ее волос.

ик. 25 швата¹⁸ 1947

Дневн

Проклят и несчастен будет тот, кто откроет эту тетрадь.

Я верю, что проклятие исполнится, если мой запрет будет нарушен. Хотя не уверена в том, что та, к кому он прежде всего относится, побоится быть проклятой.

Я написала стишок о том, как мне плохо. Понимаю

— это глупость, но что поделаешь... Когда меня дразнят, ругают, я чувствую себя очень несчастной, начинаю ненавидеть свое лицо, широкие брови, длинный нос, маленький рот, копну волос из мелких кудряшек, которые невозможно расчесать.

—  Возьмите эту негритянку, — предложила Сарка учительнице во время распределения ролей для пурим-ского представления¹⁹ и показала на меня, — пусть она будет служанкой царицы. Ведь все негры — рабы.

Атара отчитала ее и сказала, что я больше всех подхожу на роль царицы, и кроме того, не все негры

— рабы, и не все рабы — негры. И еще добавила, что у меня красивая, чистая и блестящая кожа, но эта маленькая злючка сумела отравить мне радость от того, что меня выбрали на роль царицы. Она проговорила с притворным восхищением:

—   Конечно, у нее кожа царицы Эстер.

И тут же стала напевать знакомую мне песенку, насмешливо сверкая глазами: "Эстер зеленоватая, Эстер напудренная..."

Все засмеялись. С тех пор она часто напевает этот мотив, а я знаю слова песенки и от обиды краснею и забываю, что мне нужно сказать и что сделать. Наверное, я была очень печальной царицей, хотя хорошо чнала роль. Но только я начинала декламировать, раздавался смех. "Ахаки, бахаки", — передразнивала меня Амалия, на этом репетиция и заканчивалась. В кон-

42

43

це концов меня заменили. И я действительно превр; тилась в служанку царицы, которая только и делает что постоянно стремится угодить своей государыне произносит одну фразу: "Да, госпожа, к Вашим уел] гам, госпожа".

Атара всячески старалась меня успокоить, объя< няла, что мое произношение, непривычное для слух| местных жителей, может повредить успеху предел вления. Другие дети из Сирии вовсе не получили р< лей, ведь они даже не знали иврит так, как знала я. А что поделаешь? В каждом театре необходиг прежде всего чистота произношения. Я согласилас на замену, чтобы не провалить спектакль. Но пров! лил его сам Всевышний, наслав на землю дождь такой сильный ветер, что захватывало дыхание. Да) не верилось, что когда-нибудь придет весна. А ког; мы еще готовились к представлению — оно должн( было состояться на лужайке возле бассейна, — я мечтала сыграть роль царицы, что написала об стихотворение:

Если бы у меня были гладкие волосы,

Я бы причесала их так, чтобы они падали на спин]

Черным потоком, сверкающим подобно молнии,

И увенчала бы их золотая корона.

Я бы ходила на цыпочках, как ходят царицы,

И все девочки смотрели бы на меня и удивлялись:

"Кто бы мог подумать! Кто когда-нибудь видел

Такую царицу, как наша Эстер!"

Ой! Какой стыд — забыла написать, что кораблю репатриантами под названием "Хана Сенеш"²⁰ удг лось прорвать блокаду и подойти к берегам Нахарш

УЧИТЕЛЬ ЭЛЬКАНА

Эстер перевели в класс учителя Эльканы, хотя другие девочки, с которыми она приехала в мошав, остались в группе малышей — с первого по четвертый класс. Эстер гордилась тем, что ее так отличили, но и волновалась — справится ли. Посадили ее рядом с Мирик. Они были ровесницами, но Эстер чувствовала себя рядом с соседкой как утенок возле матери-утки. Стараясь показать ей свое расположение, Мирик время от времени поворачивалась к Эстер и то о чем-то спрашивала, то что-то рассказывала. При этом то, что она говорила, никак не вязалось с ее достаточно взрослым видом. Многие девочки в деревне были такие же рослые, как Мирик, а мальчишки вообще казались великанами. Эстер с Геулой решили, что это из-за того, что в деревне ели много хлеба и сметаны. Но ум у этих великанов остался детским. А дети-репатрианты из-за худобы и небольшого роста кажутся младше своих лет, умом же они — взрослее местных. Эстер ждала первого урока у учителя Эльканы с некоторой тревогой. Она уже привыкла к Атаре, и ей было грустно расставаться с ней. Урок должен был быть общим для группы детей с шестого по восьмой классы, позднее, как объяснила ей Мирик, их разделят в соответствии с уровнем знаний. Непрерывная бол-

44

45

товня соседки надоела Эстер, и она перестала ей от вечать. Чувствуя, что ей не пробить глухую стену от чуждения, Мирик прекратила попытки сблизиться.

Когда в класс вошел Элькана, Эстер внимательн] посмотрела на него. Учитель передвигался с трудог Ноги словно отказывались нести тяжелое тело. Пр1 ложив немалые усилия, он сел на стул и, отвалившие) на спинку, обхватил ее левой рукой, словно боясь уп; сть. Положив перед собой газету, он объявил:

— Я прочту вам стихи Альтермана, которые он п< святил капитану итальянского судна, доставившего страну нелегальных репатриантов.

Он стал читать медленно, нараспев, подчеркивая г< лосом то, что казалось ему особенно важным. П] этом четко и ясно произносил каждый слог, стараяс] чтобы дети хорошо поняли стихотворение.

Небо в тучах кругом — и шумит ураган, Но уж сделано дело на море. Мы подымем стакан в твою честь, капитан! Мы с тобой еще встретимся вскоре.

— Что такое "капитан"? — шепотом спросила М: рик.

"Командир корабля", — написала Эстер на обложк^ тетради, не желая пропустить ни одной строчки.

Наши парни работают ночью впотьмах; За свой труд отдадут они душу. Ты видал, как они с корабля на плечах Свой народ переносят на сушу?

Ее взгляд был прикован к поднятой руке учителз К нервной, с длинными пальцами руке, которая ка! бы говорила на своем особом языке. Элькана повыс! голос:

За холодную ночь мы подымем стакан, За опасность, за труд и за горе! За наш маленький флот, что в пути, капитан, За суденышки, скрытые в море!

Вдохновение учителя передалось и Эстер. Но тут она опустила глаза и увидела на больных ногах учителя старые, истоптанные спортивные туфли.

А он продолжал читать:

День придет — и в таверне, в беседе ночной,

Ты вздохнешь за бутылкой кианти...

Элькана остановился. Перевел дыхание и стал рассказывать о пятилетней девочке, которая умерла на корабле. О трагедии людей, оставшихся без воды и еды, а может быть, и без надежды. В этот момент в классе раздался смех. Это было так неожиданно, так не к месту. У Эстер от волнения сжалось сердце. А смех между тем звучал громче и громче. Словно микроб смеха заразил класс, дети не в силах были сдержаться. Элькана повысил голос, желая усмирить учеников, заставить их дослушать замечательное стихотворение.

Но, хоть много на свете прошел я путей, Еще помню — о, Санта-Мария, — Как при спуске в ту ночь я промок до костей В этой... как ее звать?.. Нагарии!

Но дети продолжали хохотать, похрюкивая, держась за животы. Эстер бросила вопрошающий взгляд на Мирик, и та глазами показала ей на причину веселья: на брючине учителя Эльканы — о, Повелитель Вселенной! — болтался кусочек полосатой материи!

Усмехнешься: "В борьбе меж пловцом и ловцом Ваших даром искали "радаром"...

46

47

Как теряется смысл высоких слов, когда они звуча] в таком издевательском сопровождении... Пожалу! сами слова становятся смешными. Элькана тороплив^ закончил:

За наш маленький флот, что в пути, капитан!

За суденышки, скрытые в море!

Он поднял глаза и укоризненно оглядел класс. Х< хот сразу прекратился. Элькана не стал выяснять, развеселило учеников. Как ни в чем не бывало, о1 начал разбирать стихотворение и снова заговорил бывших узниках лагерей, которые бьются в ворот^ страны Израиля, об англичанах, закрывших доступ страну.

Когда Элькана заговорил о трудностях, который переживает страна, дети стали его внимательно слун шать, забыв о злополучном кусочке полосатой материи. Но стоило учителю вернуться к стихотворению] и поплыть вместе с кораблем по морским простораг как смех возобновился и опять перешел в хохот. Эсте) закрыла глаза, чтобы ничего не видеть и свободнс мечтать — ей хотелось бы взлететь к облакам, которые плыли над головой капитана, унестись в море, навстречу сильному ветру. Но куда она могла деться? И| она почувствовала себя кораблем, оказавшимся перед] наглухо закрытыми воротами страны, песней, стуча-] щейся в заткнутые уши. Как трудно было ей сдержать] слезы...

— Я помогу тебе, — сказал ей учитель Элькана.

Он подозвал ее и стал рассказывать: когда на учи-] тельском собрании был разговор о ней, то это он на-' стоял на ее переводе в старший класс, уверяя, что если!

у нее и не хватит знаний по какому-нибудь предмету, то она догонит класс в течение нескольких месяцев.

—  После обеда я дам тебе дополнительный урок, — сказал он и, увидев смущение на ее простодушном лице, спросил: — Ты не рада?

—  Но что скажут мои родители? Ведь после обеда я должна работать, помогать по дому... — растерянно проговорила Эстер.

Его рассмешила ее озабоченность:

—  Начнешь работать позже. Сейчас дни длиннее, успеешь.

48

49

—  Я написала сочинение, -— сказала Эстер, как предвосхищая его вопрос.

—  Хочешь, чтобы я прочел?

■ — Я бы хотела, чтобы вы поправили его, — отв| тила она нерешительно.

—  Приходи после обеда, хорошо?

Она кивнула головой и, стоя перед ним, неволы обратила внимание на то, как он сидит. Ноги подт^ нуты к лицу, а тело отклонено назад. Он мужествен! встретил ее взгляд.

—  Ты рада? — спросил он так, что было ясно, кг важно ему знать, довольна ли она. Его бритое лш излучало тепло, но глаза под низкими бровями смо¹) рели настороженно.

—  Спасибо, конечно, рада, — сказала Эстер. Он взял ее руки в свои и, словно согревая, стал

бирать пальцы. Она заметила, что руки у него крас! вые.

Это было первое сочинение в ее жизни. Оно име.1 для нее особое значение еще и потому, что его на; было представить в старшем классе, куда ее перевел^

"Вперед, мой осел, вперед!" — так оно называлось Каждый день за забором она видела арабскую деву1 ку: их участок граничил с арабской деревней. Зак] тайную с головы до пят девушку всегда сопровожда нагруженный осел. Многие жительницы арабской ревни пользовались тропинкой, проходившей рядом| забором. Они все были одеты в черные платья, вы тые красным. Лишь одна носила белое платье, но оно было вышито красным. Может быть, они напра^ лялись в Иерусалим, может быть, в другое место

Эстер не спрашивала, ведь совсем ни к чему им знать, что она понимает их язык. Правда, нужно было время, чтобы привыкнуть к их диалекту, — он отличался от того, который она знала. Как-то раз, когда девушка проходила вдоль забора, их глаза встретились. В первую минуту им обеим захотелось заговорить друг с

другом.

—  Мархабан²¹, — произнесла Эстер и поклонилась.

Девушка остановилась и улыбнулась, обнажив белые, ровные зубы. Она уже хотела что-то сказать, но осел приблизился к забору слишком близко, и девушка стала освобождать мешок, который застрял в колючей проволоке. Уже не глядя на Эстер, молодая арабка стала понукать осла:

—   Вперед! Вперед!

С тех пор Эстер пыталась отгадать, что думает девушка, проходя около забора. И что она думает о ней, ведь цветом кожи они так похожи, что могли быть сестрами. Только на ней, Эстер, короткое платье, и она учится в школе, а не погоняет осла, и живет в доме, построенном из кирпичей, а не в глиняной мазанке. И, конечно же, арабка думает, будто Эстер живется очень хорошо. Ну что же, пускай думает... "Вперед, мой осел, вперед!"

—  Она не сама написала это, — заявила Амалия, когда Элькана читал сочинение перед всем классом. — Не может быть, чтобы она сама написала так!

~ А может быть, ты просто завидуешь? — возразил ей учитель. - Я только немного поправил сочинение. А главное — это то, что есть в нем зерна, которые прорастут и когда-нибудь дадут удивительные плоды. Из маленькой девочки может вырасти большая поэтесса.

Эстер услышала насмешливое хихиканье Сарки и

50

51

опустила голову. Ей хотелось повторять про себя ва Эльканы, они так обрадовали ее!

И в этот момент она услышала, что Сарка напевае свою песенку про Эстер, только вместо "зеленоватая она вставила — "поэтесса". Интересно, какую рифр она найдет для этого слова?

ПРОМЕТЕИ

Элькана умел рассказывать. При этом он и сам забывал обо всем на свете, и класс замирал. Все глаза устремлялись на него, губы всех учеников словно шептали: "Тихо! Слушайте!". Его рассказы очень часто выходили за рамки школьной программы. Он искренне расстраивался, когда ему приходилось пересказывать учебник, и почти всегда обещал, что потом расскажет что-нибудь интересное. И когда Элькане пришлось после главы о сотворении мира из Библии пройти с учениками несколько страниц из учебника, где излагались древнегреческие и римские мифы о сотворении мира, он рассказал о Прометее.

Эстер уже знала о Прометее, сыне богов. Знала и о войне, вспыхнувшей между старыми и новыми богами за владение горой Олимп. По греческой легенде, Прометей создал человека из глины и воды, а богиня Афина вдохнула в него жизнь. Имя Афина Эстер легко запомнила, потому что оно похоже на название города Афины, а как звали других богов, Эстер забыла сразу после того, как услышала. Но имя создателя человека запомнила, хотя оно было непривычным для се слуха, потому что Элькана подробно рассказал о Прометее, о том, как он разгневался на новое поколение богов за то, что они, возгордившись, перестали

53

относиться к людям как к равным себе. Ведь прежш боги видели в людях свое подобие, они пировали в сте с людьми, приглашали их на свои праздники и вали у них на торжествах. И только смерть, которг была участью человека, разделяла их. С воцарение* Зевса все изменилось. Он требовал от людей преклс нения перед богами, заставлял их приносить обильны! жертвы. Это вызвало гнев Прометея, любившего сво| создания.

Тут Элькана порылся в своем портфеле и вынул м^г< ленькую книжку. Найдя нужную страницу, он проче, о том, как Прометей вылепил человека из глины. Это книжке две тысячи лет, сказал он, и то, о чем в не рассказано, — не легенда, а правда. Он сам был греческом городе Покисе, и ему показали там глыб! высохшей глины, от которых исходил запах, похожи! на запах человеческой кожи. "Да, это были остатк! материала, из которого Прометей сотворил человека" — сказал Элькана.

Класс слушал напряженно, и ни один звук не рывал рассказа. Но учитель спохватился и заявил, чт( ему надо вернуться к школьной программе. Лица ников стали такими грустными, они так умоляюще смотрели на учителя, что он все же продолжил рассказ о Прометее. Размахивая руками от избытка вдохнове-] ния, Элькана рассказывал о том, как повелитель бого! Зевс, разгневавшись на Прометея, лишил сотворенны] им людей огня, и как Прометей, жертвуя собой, ве] нул людям подарок богов. Он пробрался на остро^ Лемнос, где бог огня Гефест, покровитель кузнечног< ремесла, воздвиг кузницу. Там полыхал гигантски! костер, в котором расплавлялись самые крепкие ме-| таллы. Прометей, не пожалев своей бессмертной ши, пробрался в кузницу, выкрал огонь и принес ег( людям.

Урок кончился, но никто не шевелился. Даже малыши, которые могли уйти, продолжали, словно прикованные, сидеть вместе со всеми на своих местах. Дети не чувствовали даже холода, который проникал в класс с улицы, они перенеслись мыслями в древнюю Грецию, в пышущую жаром кузницу, чтобы вместе с Прометеем похитить для людей огонь.

С тяжелым вздохом прервал Элькана свой рассказ. Вытянув перед собой огромные ноги и разогнувшись, он попросил учеников написать домашнее сочинение на тему: "Что общего между рассказом о создании человека в Торе и греческой легендой, и чем они отличаются друг от друга".

Эстер медленно шла по улице. Грустно было возвращаться к скучной, однообразной жизни. Она словно впервые увидела грязь во дворе, ручеек мутной воды у ворот, который то иссякал, то появлялся снова.

Дома она узнала, что приехала Лея. Накрытая ворохом одеял, та крепко спала. Эстер положила портфель и вышла во двор помочь матери. Ненастная погода делала работу во дворе особенно трудной.

—  Лея пришла! — воскликнула Эстер, ей хотелось показать, что она разделяет радость матери.

—  Да, — ответила та кратко.

Копаясь в грязи, Эстер очень захотелось вернуться мыслями на остров Лемнос, к античному богатырю, который так помог людям. Но ничего не получалось — серый, невзрачный день действовал на нее угнетающе. Не поднялось настроение и тогда, когда она в конце концов закончила работу и вернулась в дом. Тяжело простуженный, Ионатан лежал в постели. Лея

54

55

все еще спала, укрытая одеялами. Ее сон свято обе! гали — приходя домой, она очень нуждалась в отдыз До того, как закончилась вечерняя дойка, Эстер разу не вспомнила о Прометее, о сочинении, которс задал Элькана. Даже вечером она не могла как следу< подумать об уроках.

Печь, наконец, согрела комнату. Отец весь ушел, газету, забыв о стоящем перед ним чае. Эстер предст^ яло еще выйти ночью, чтобы закончить дела во двоц А вот и Лея вылезла из кровати; Эстер подала ей ча| С одеялом, накинутым на плечи, появился Ионат; Она подала чай и ему. Пусть мать отдыхает — в< еще немного, и ее голова от усталости опустится стол.

"Вчера вечером, в восемь часов пятнадцать минут

—  прочел отец, уткнувшись в газету, — неизвестш подложили мину на остановке автобуса, развозящего персонал британских военно-воздушных сил, на го] Кармель²². Мина обезврежена. Никакого ущерба о] не причинила". Он отложил газету и посмотрел Лею.

—  Это, конечно, работа Эцела²³, — высказал свое предположение.

Лея молчала, позевывая.

—  Какая глупость — подкладывать мину на авт< бусной остановке! Этим они только вредят всем нат

—  продолжал отец.

—   На этот раз это наша работа, — сонным голосо! заметила Лея, — и это была вовсе не автобусная остановка, а радарная станция.

В разговор вмешался Ионатан, словно неожиданно! выздоровев:

—  Это что — радар, который фиксирует корабельные сигналы?

—  Да, мой мальчик, — небрежно бросила Лея.

__ Так что случилось — взрывчатка не сработала?

Было видно, что Лея не может решить — говорить ей или нет. В конце концов она взорвалась:

—  Сработала бы, да еще как! Во всем виноват преступный порядок, неизвестно зачем заведенный, — сообщать англичанам о каждом взрывном механизме, который мы им подкладываем. Нам, конечно, можно погибать без всяких предупреждений. Наши парни преодолевают три ряда проволочных заграждений, прожектора, которые освещают всю местность так, что становится светло, как днем. Обходят незаметно часовых и, подложив мину с часовым механизмом, исчезают. И все это для того, чтобы успеть сообщить: "Дорогие англичане, мы подложили вам взрывчатку".

—  Да, они успели обезвредить ее, — сделал вывод отец, — но вы, конечно, попробуете еще раз.

—  Отлично придумал, отец! — вскипела Лея. — Мы снова проникнем в пасть льва, помня приказ — не посягать на драгоценную жизнь врага. Что же касается собственной жизни, то за нее бороться нельзя.

Отец отхлебывал из стакана чай и молчал.

—  Что ты там делаешь? — спросила мать Эстер, которая ушла в неотапливаемую комнату.

—  Пишет сочинение, — буркнула Сарка, — им задали написать сочинение о Прометее.

—  О Прометее! — усмехнулась Лея. — Этот Элькана вечно рассказывает детям о героях Греции, в то время как в стране героев столько, сколько в пустыне песка. И наверное поэтому наши стойкие отцы спокойно говорят: "Ничего, вы проделаете это еще раз!"

Элькана принес домашние сочинения. Положив ру-^КУ на стопку тетрадей, он обратился к классу:

56

57

—  Я не буду говорить о бедности языка, о недост; тке мысли, которые я обнаружил в ваших работах, том, как они меня разочаровали. Но зато я прочту вам одно сочинение, которое порадовало мое сердце] потому что в нем я увидел, каким душевным богат] ством обладает та, которая его написала.

"Прометей сказал людям: живите, соверше! ствуйтесь...", — горловое "айн", прозвучавшее его голосе, придавало словам особую мелодичносл Эстер склонилась над столом, не осмеливаясь поднят глаза. Элькана продолжал: "Нет разницы между тег что написано в Торе и рассказано в греческой леген; о создании человека. Вернее, она есть, но небольшая: Торе создателем является единый властитель Вселе! ной — Бог, а в греческом мифе — полубог Промете! Творения же их совершенно одинаковы. Подобно г< роям всех времен, они совершают подвиги ради др] гих, а борются прежде всего с самими собой. И к; Прометей крался, рискуя жизнью, чтобы похитить оз раняемый Гефестом огонь и отдать его людям, и сегодня прокрадывается неизвестный герой в ста! врага, рискуя жизнью для свободы своего народа.

Он преодолевает одно за другим заграждения, ш лзет под лучами прожекторов и дулами автомате! пересиливая страх, взбирается на стену, прыгае1 вниз, в неизвестность... И, наконец, подкладывает; взрывчатку в намеченное место..."

—   Чье это сочинение? — зашептались, вопрош! юще глядя друг на друга, ученики.

Кто-то спросил Элькану, чье это сочинение, и тут же этот вопрос подхватили другие.

Эстер сидела ошеломленная и не знала, чего он* больше боится. Того ли, что он назовет ее имя, и тогда

все будут смеяться и говорить: "Посмотрите, это же наша поэтесса..." Или того, что не назовет, и лишит ее радости восклицать про себя: "Это я, я..."

Элькана раздал сочинения, не произнося ни слова. Но когда он протягивал ей работу, то посмотрел на нее отечески ласково и с радостью учителя, гордящегося своей ученицей. На душе Эстер стало тепло.

Дневник. 1 Нисана²⁴ 1947

Я должна написать о нем, так как постоянно раздумываю над этим чудом, над тем, как хорошо он ко мне относится. Кто еще так внимателен ко мне? Он не местный, он живет в Иерусалиме и приезжает к нам только на те дни, когда мы учимся. Трудно себе представить, что он тяжело страдает. Правда, мы забываем о его внешности и не замечаем, сколько времени сидим в классе, когда он о чем-нибудь рассказывает. А он словно забывает о нас, но при этом мы его всегда слушаемся. Не знаю, как другие, но я уже не могу не мечтать о том, что тоже буду рассказывать когда-нибудь так вдохновенно, находить так много прекрасных слов. Что я буду слышать прекрасные звуки, которые звучат в мире, а не только вой нашей собаки или блуждающего в округе шакала. Когда по вечерам я слышу вой этого неприкаянного животного, то тоже хочу завыть. Мне кажется, что только так я могла бы облегчить свою душу, поделиться тем, что переживаю, о чем думаю. Но, может быть, я выучу другой язык — тот, которым владеет Элькана, те слова, которыми он заставляет нас забыть про свой огромный живот и изуродованные ноги.

Не знаю, почему он так часто говорит со мной. Как-то спросил: "Отчего ты всегда такая грустная?". Но

58

59

прежде, чем я смогла ответить (а может быть, я воо< ще не стала бы отвечать на этот вопрос), он рассказ* о еврейских погромах в Ираке²⁵ (он сам из Ирака).

"Не думай, что только в Сирии устраивали евре! ские погромы", — как-то сказал он мне, и тогда узнала, что во время одного из таких погромов подожгли их дом, он выпрыгнул из окна второго этажа сломал обе ноги. Ползком, передвигаясь на руках, о[ выбрался из толпы погромщиков и спрятался. Я уди] вилась, почему он все это рассказал мне, а он вдр} заговорил обо мне, сказал, что считает меня талантлн] вой и что придет время, когда мой талант проявите) И мне показалось, будто он знает, что меня называю] "шейха". Я хотела было сказать ему об этом. Посмот рела на него: он сидел на своем стуле, а я стоял* прислонившись к двери. Разговор происходил пос.1 урока. Я так была рада его словам, что забыла об| всех своих горестях. И вдруг он сказал:

—  Ты такая красивая...

Я ужасно смутилась, а он, заикаясь, проговорил:

—   Я так тоскую по прекрасному... Ведь Господь н( пощадил меня... Дал мне внешность, в которой я чувн ствую себя, как в тюрьме.

Я не знаю, как это случилось, но вдруг я почувств( вала себя намного старше. Мне захотелось утешит! поддержать его. И я сказала:

—  Когда мы тебя слушаем, ты кажешься нам красивым.

Его глаза затуманились от слез, он схватил мен) за руку и, гладя ее, стал что-то путано объяснять. Н< я не слушала, думая, почему Бог так жесток к нему) Он продолжал говорить, а я смотрела ему в лицо, Ш его большие, сильные руки, которыми он непрерывне размахивал во время своих рассказов. Говорят, чт< глаза — зеркало души. А в его глазах выражалас*

глубокая душевная боль; я хорошо понимала его, ведь мне эта боль знакома. И снова я смутилась, потому что он стал горячо благодарить меня за доброту, за участие. Потом он вдруг рассмеялся и сказал:

— Я нарочно говорил так путано, чтобы ты не поняла, о чем я говорю. Мои слова предназначались не тебе, а Богу. Я просил Его послать мне живую, непорочную, добрую душу, в которую я смогу вложить все, что есть у меня хорошего. Душу, которая будет следовать моим советам и общение с которой принесет мне радость и покой. Бог услышал мою молитву и послал мне такую благородную душу — тебя!

60