Jewish Book Favorites 
(Russian Language)
from the Jewish Russian Library

Еврейские Книги на русском языке Online

 

Jewish Russian children's books

 

     
   

Эстер думала: "Пусть дядя даст десять грушей!35 Бог сделает так, чтобы он дал..."

Дядя действительно дал ей деньги. Получив их, она сразу развеселилась и быстро ушла, сказав, что купит на эти деньги сладостей. А они подумали — какой она еще ребенок, как легко успокоить ее.

Эстер прошлась по городу. На душе у нее стало легче, и она решила, что отдаст не все деньги этой противной девчонке. Да лучше она купит сладостей и все их попробует! Четыре плитки шоколада она купила на деньги дяди!

Неожиданно она заметила, что ноги привели ее к зданию школы, где учится Ионатан. А ведь она не нарочно шла этой дорогой —■ если бы даже очень захотелось, она никогда не нашла бы это место. Когда она проходила здесь с Геулой, то скрыла от нее, что Ионатан учится в этом здании. Она только опустила тогда взгляд и ускорила шаг. Но на этот раз она обязательно увидит его! Так она решила.и пошла немного медленнее. Она подождет несколько минут и будет ждать маленького чуда. И действительно, оно произошло: Ионатан шел ей навстречу. Она была еще довольно далеко от школы, чтобы продолжить, как ни в чем не бывало, идти своей дорогой, если решит не встречаться с ним второпях. Но он уже увидел ее и даже не удивился. Взял за руку и быстро повел подальше от школы, стараясь, видно, скрыться с глаз приятелей, которые, возможно, смотрели на него из окон и видели, как он разговаривает с девушкой.

—  Откуда ты вдруг появилась? — спросил Ионатан. Ей было непонятно, рад он видеть ее или нет. Может

быть, ему просто скучно, и он решил проводить ее немного?

—  Я уже иду к автобусу, — сказала она, словно освобождая его от необходимости провожать ее.

д потом ей стало весело: ведь вот свершилось же одно чудо, которого она ждала, — не значит ли это, что могут произойти и более значительные чудеса?

.— У меня есть шоколад, — говоря это, Эстер хотела сказать, что она очень богата, что солнце еще стоит высоко, поэтому ей не надо торопиться в деревню, и что она чувствует что-то до сих пор незнакомое, и название этому — радость.

—   Прекрасно, — сказал Ионатан, имея в виду шоколад, - поделим?

"Ведь я купила его для тебя", — подумала Эстер, а потом вспомнила злючку Сарку. Ей снова стало грустно, и она сказала:

—  Это для Сарки...

—  Вот еще! — заявил Ионатан, не проявляя никакого интереса к своей конкурентке, — шоколад всем полезен! Хватит с нее и двух плиток.

Когда она встретила Ионатана, у нее было уже три плитки. Одну она съела, торопливо откусывая дольку за долькой, решив, что этой ведьме хватит и трех. А сейчас не стало и второй плитки.

—   Может, дашь мне еще немного, — не успокоился Ионатан, съев свою долю, — вот от этой плитки, на которой звери.

И эту плитку они сломали пополам и съели, неторопливо, как едят хлеб.

—  Так ты везешь шоколад Сарке? — наконец заинтересовался он.

—  Сарке, — ответила она неохотно.

—  А с чего это вы вдруг стали такими подругами? Эстер шла с сильно бьющимся сердцем, осторожно,

словно стараясь не расплескать того, что зародилось в ней. Это было радостное ожидание чего-то необыкновенного, чуда, в котором проявится воля Всевышнего, уже пославшего ей как знак своего Божественного

82

83

присутствия встречу с Ионатаном. Чудо это произо^ дет и потом, когда она вернется домой и ее встретит Сарка, которая больше не будет ей, Эстер, злым врагом...

Она шла и радовалась солнцу, ласкавшему лицо. Оно излучало весеннее тепло, такое нежное, что на сердце теплело.

А шоколад таял во рту — очень, очень медленно. И последнюю плитку она, смеясь, протянула Ионатану, чтобы он разделил ее пополам, окончательно освободившись от всех страхов, ничего больше не опасаясь.

-- Я хотела сохранить ее для одного дела, но теперь передумала, — призналась Эстер.

С легким сердцем она достала кошелек с остатком монет — ей захотелось побаловать себя и брата соком.

—  Хватит только на один стакан, — сказала она огорченно и тут же добавила: — Или на два стакана содовой.

—  Надо подумать, — Ионатан стал взвешивать, что лучше — половина стакана сока или целый стакан содовой,

В конце концов они остановились на красной газированной воде. С удовольствием выпили, улыбаясь друг другу. И хотя между ними установилась дружеская близость, и он был ее любимым братом, Эстер остерегалась коснуться его руки, когда протягивала ему стакан. Он, в свою очередь, старался не касаться ее пальцев. Это рассмешило их обоих, и Эстер откровенно призналась, что до сих пор не знала, какого цвета его пальцы. А сейчас знает — коричневого, как у нее, правда, чуть светлее. И солнечные блики играют на них. Ионатан, не отрываясь, смотрел на нее.

—   Я хотела у тебя спросить... — вдруг сказала она и засмущалась.

84

—  Спрашивай, я с удовольствием отвечу, если смогу.

Ей казалось, что каждое слово, которое произносил брат, имеет особое значение.

—  По поводу шакалов... Что это за отметины запахом, которые они оставляют?

—  А! Отметины запахом, — рассмеялся он, но потом смутился.

По пути к автобусной остановке они проходили мимо базара "Тнувы"36.

85

—  А как ты думаешь, что такое отметины запахом?

—  поинтересовался он.

Она ничего не могла ответить-и лишь невнятно произнесла:

—  Это такое... -и очертила в воздухе рукой что-то туманное, похожее на маленькое облачко.

И тогда он произнес:

Я не скажу тебе, что такое отметины запахом. Слишком уж это просто. Боюсь разрушить то, что ты себе вообразила.

Когда автобус привез ее в деревню, на остановке стояла Сарка. У Эстер не было сомнений, что она пришла встречать именно ее.

—  Давай! — потребовала Сарка и протянула руку.

—   На этот раз ты ничего не получишь, — выдохнула Эстер, — может быть, в следующий...

—   Врешь! По твоему лицу видно, что ты врешь,

—  не отставала от нее Сарка.

От возмущения у Эстер застучало в висках, и она подумала: "Еще одно слово, и я уже никогда не буду бояться".

—   Ну, смотри, пожалеешь — я все расскажу маме,

—  заявила Сарка вызывающе.

—  Расскажи, — решительно сказала Эстер, собрав все мужество, на которое была способна.

Сарка удивленно посмотрела на нее и, ничего не ответив, ушла. Может быть, она отправилась поведать Амалии о непонятном поведении Эстер.

НАЧАЛО ЛЕТА

7ияра" 1947

Прошлой ночью я видела во сне паука, сороконожек и скорпионов и все утро старалась разгадать этот сон.

В нашем доме, в Халебе, считалось, что если приснится то, о чем мечтаешь, то такой сон обязательно принесет счастье.

А что такое счастье?

Помню, одна из моих настоящих сестер побывала как-то у предсказателя будущего. Мы ничего об этом не знали. Но мама нашла в кармане ее платья бумажки, на которых было что-то написано на непонятном языке. Буквы были рисованные, похожие на те, которые я однажды видела в Коране38. Все очень рассердились на сестру. Стыдно еврейской девушке быть суеверной, верить во всякую чепуху и тратить на это деньги. Я не помню, пообещал ли ей предсказатель, что ее ждет счастье. Но в том году она вышла замуж. Замужество оказалось неудачным, и через некоторое время она вернулась домой. И снова целыми днями обшивала других. И снова обрезки материи и нитки были разбросаны по всему полу. Она работала очень много, стала какой-то странной. В пятницу убирала материю в угол, собираясь отдохнуть и повеселиться.

86

87

Но видно, не с чего ей было веселиться. Она садилась к окну до окончания субботы и размышляла о чем-то никто не знал — о чем. Такой я ее запомнила. И все же, если сны — предвестники счастья, то не сегодня-завтра мой брат Арье напишет: "Дорогая, пришел конец твоему ожиданию. Из Халеба в Хайфу приехал купец Аврахам Коэн, он готов забрать тебя с собой. Будь в Хайфе в три часа на остановке такси Хайфа—Дамаск". Конечно же, это мне приснилось. И во сне я спросила себя: "Как я доберусь туда?". Как жалко, что это был во сне, а не на самом деле!

В классе мне стало ясно, как истолковать этот со: Я видела Элькану. Он так вдавился в стул, что каз лось — никакие силы не смогут вытащить его отту, Похожий на кокон, из которого торчат ноги, он размахивал длинными руками, объясняя что-то, подчеркивая жестом каждое слово. "Да ведь он похож на паука", — подумала я. Хотя паук — не скорпион, все же я знала: это из моего сна. Вглядевшись в него, я также поняла, что люблю его за доброту, за то, что он внимательно слушает мое бормотанье.

За то, что делает мою жизнь богаче. Он — мой отец и мой дом. Это он — паук, да простит меня Бог 3) такую мысль.

Наступил праздник Шавуот39. Все сели за стол, уста вленный молочными блюдами, которые Эстер очен] не любила.

—   А в Халебе разве не ели молочное на празднш Шавуот? — спросила ее мать, когда они готовил» праздничные лакомства.

—   Да, ели... — подтвердила она.

_— То-то, — отрезала мать раньше, чем она успела объяснить причину своей нелюбви, — возьми сахар, не стесняйся, положи еще немного!

Вот потому-то Эстер и не любила молочное в этом доме — в Халебе не добавляли сахара. Разве эта еда должна быть сладкой? Но мать не собиралась менять своих привычек. На кухне было жарко, да и времени не было для беседы.

—- Быстрее, Эстер, — торопила она приемную дочь, опасаясь, что разговоры отвлекут ее от работы.

—  Съешь же что-нибудь! — настаивала она. Эстер послушно положила на тарелку кусок пирога,

начиненного сладким творогом.

По радио передали, что корабль с репатриантами "Ла-Специя" этой ночью подойдет к берегам страны.

—  Это сообщение как раз к празднику! — обрадовался отец. — Удачи им. А у нас есть еще один повод для веселья.

—  Скажите, какая удача, — вскипел Ионатан. — Как ты не понимаешь, что это в счет тысячи пятисот разрешений на въезд в страну в течение месяца!

—  И все же они не посмели задержать другие суда в портах отплытия, — не дал отец испортить ему удовольствие от сознания большой удачи, которой добились евреи.

—  Ты что, — неожиданно обратился он к Эстер, которая сидела, не зная, что делать со своей порцией, — решила сегодня провести голодовку, которая была объявлена месяц назад?

—  Я не очень голодна, — она улыбнулась вымученной улыбкой.

—  Да, в порту отплытия их не задержали, — продолжал Ионатан, — их будут ждать здесь.

В доме в праздник Шавуот ели рис с молоком. Ва-рили его до тех пор, пока он не разваривался. Затем

89

перекладывали в посуду с ячейками. Когда же рис остывал, посуду переворачивали на большую тарелку, и на ней оказывались половинки белых шариков. Они были очень вкусные и не такие приторно-сладкие, как все остальное. И запах у них был очень приятный.

—  Ты же не будешь отрицать, что это удача, — заявил отец серьезно.

—  Предположим, удача. Только...

—  Что только? Это победа, которой мы добились благодаря политике пассивного противодействия.

Ионатан хотел возразить, но не знал, как.

—  Ты можешь хоть сегодня не злить отца? — спросила мать и добавила: — Почему ты обязательно должен спорить!

Было видно, что Ионатан пытается найти такой ответ, который не подлил бы масла в огонь, окончательно не вывел бы отца из себя, но был бы достаточно убедителен. В споре Ионатан забыл о еде, и рука с вилкой застыла в воздухе.

—  Ты знаешь, отец, что было важнее всего в нашем пассивном противодействии? — в конце концов спросил он без всякого вызова.

—   Ну? — встрепенулся отец.

—  То, что за пассивным противодействием стояла угроза применения силы, — и Ионатан с видимым удовольствием воткнул вилку в рисовую оладушку и отправил ее в рот.

А она вообще тогда не постилась, — объявила Сарка, указывая на Эстер и обращаясь ко всем, кто хотел ее слушать, — она спокойненько ела, ей не было дела до репатриантов из Европы.

Эстер сидела как громом пораженная.

—   Никто тебя не спрашивал об этом, — произнесла мать, и в голосе ее слышалось раздражение.

Все замолчали, и в комнате стало неожиданно тихо.

90

15 сивана40 1947

Элькана рассказал мне недавно, что познакомился с одной женщиной. Рассказывая, он напустил столько тумана, так все запутал, словно хотел, чтобы я ничего не поняла. Но я поняла, что эта женщина рассталась с мужем, а потом у нее умер грудной ребенок. Что она намного выше Эльканы. Что у нее худое, но довольно приятное лицо.

Я стояла на остановке автобуса, ездила узнать, нет ли писем от Арье. Но писем не было.

- Где живет учитель Элькана? — спросила меня какая-то женщина, и я поняла, что это та самая, о которой Элькана почему-то рассказал мне.

—  Там, — указала я рукой в сторону его дома и сделала вид, что очень занята. Я толком не показала ей дорогу, не проводила ее. Когда она шла, ее большие руки раскачивались из стороны в сторону.

В тот день мы с Эльканой должны были заниматься, и я ждала около барака, в котором он жил, пока эта женщина уйдет. Но она ушла только под вечер, и тогда я решила все же зайти к учителю, чтобы взять у него книгу и самой подготовиться к уроку.

Войдя к нему, я сперва не поняла, дома он или нет, так как света в комнате не было. И все же я вошла и увидела его — он сидел, согнувшись, на диване. На меня посмотрел отсутствующим взглядом, словно спрашивая: "Кто это?". Может быть, он забыл о своем обещании позаниматься со мной.

—  Я хотела убрать твою комнату, сказала я, заикаясь. И это была полуправда, так как я действительно хотела вымыть пол в благодарность за то, что он

91

со мной занимается. Сделать это я собиралась потом, во всяком случае, не сегодня. Но мой приход хотя бы отвлек его от тех грустных мыслей, из-за которых он сидел неподвижно в темноте!

Он разогнулся, немного расслабился, но ничего не сказал.

Эта женщина, наверное, расстроила его, поняла я. И он, наверное, сейчас очень несчастен и ни на что в жизни уже не надеется. Ничего на свете не хочет. Даже зажечь свет. А ведь он говорил мне, что никогда не надо терять надежду, нельзя поддаваться горю, надо справляться с ним.

Его вид мог напугать, но я стала думать только о том, как помочь ему. Само собой у меня вырвалось:

Я ненавижу эту женщину!

Только после того, как я сказала, я поняла, что это действительно так. Сначала он ничего не ответил. Но

92

вдрУг громко, заразительно рассмеялся. И уже сквозь смех проговорил:

—  Ты хорошая девочка.

Потом поднялся с дивана, с трудом достал книгу, которую приготовил для меня, и, протянув ее мне,

сказал:

—  Теперь иди —- уже поздно, а тебе надо еще заниматься.

В дверях я задержалась. "Он должен зажечь свет", — подумала я и сказала:

—- Ты обещал рассказать нам завтра что-то интересное...

Мне так хотелось сказать, что мы ждем его, что он нужен нам, что мы никогда не говорим о его внешности, до которой нам нет никакого дела.

—  Хорошо, — сказал он тихо, — я приготовлю для вас интересный рассказ. А теперь иди!

Но я не уходила, несмотря на то, что он настойчиво смотрел на меня, ожидая, когда я выйду. И тут он, наверное, понял, чего я жду. С трудом дотянувшись до выключателя, он зажег свет.

—  Теперь ты спокойна? — спросил он таким голосом, что я не поняла, сердится он или радуется.

—  Мы любим тебя! — крикнула я и выскочила из комнаты.

На улице я обернулась, желая убедиться в том, что он не погасил свет. Я стояла, прислонившись к стене барака, и вспоминала, как после одного из уроков, когда день клонился к вечеру и все было серым и мрачным, и мне надо было возвращаться в то место, которое называется домом, я тоже сидела сгорбленная, потерявшая надежду. И тогда он пришел мне на помощь.

—  Есть в тебе что-то такое, что со временем раскроется в полную силу, — сказал он, много прек-

93

расного, светлого ждет тебя в будущем, и ради этого стоит жить.

Он не погасил свет. Может быть, мне все же удалось вернуть ему частицу того, что он в свое время дал мне. Спасибо Тебе, Боже, за то, что Ты помог мне это сделать.

ЧЕРНАЯ СУББОТА

— Эстер нужна новая обувь, — заявил отец, посмотрев на ее ноги, обутые в изношенные, потерявшие вид сандалии.

Мать что-то ответила ему на идише. А Сарка тут же заявила:

—  И мне!

—  Ты еще можешь подождать, — решил отец, посмотрев и на ее ноги. — А Эстер нужно срочно.

И вот как-то после обеда они пошли покупать сандалии. Проблема выбора перед ними не стояла — они заранее решили купить сандалии на плоской подошве, которые здесь называют "библейскими". "Еще наш праотец Авраам носил такие, и праматерь Сарра тоже, и все их дочери41", — пошутил отец. Он был доволен собой и своей шуткой.

—   Коричневые или черные? спросила продавщица, сновавшая по потрепанному, видавшему виды ков-

РУ-

—- Все равно, — прошептала Эстер и посмотрела на отца, предоставляя ему выбрать цвет, как хозяину положения, как человеку, который делает ей подарок.

Она вышла из лавки счастливая, держа в руках коробку с сандалиями. Надеть их сразу отец не разрешил:

95

—  Сначала надо показать матери, одобрит ли она наш выбор.

Когда подошел автобус, ей пришлось расстаться с коробкой — отец водрузил ее на крышу вместе с большим пакетом, в котором были какие-то химические составы для виноградника.

Автобус тяжело поднимался в гору — дорога была порядком разбита. Да и автобус был старый и неуклюжий, как медведь, только что вылезший из берлоги. В свое время его бока обили железными листами, чтобы защитить пассажиров от пуль. Остатки этих ржавых листов покрывали его и сегодня, спустя годы после бурных событий. Многие болты давно выпали из своих гнезд, и листы еле держались. Страшный грохот сопровождал движение этой колымаги. Запасные части, которыми был загружен ее багажник, добавляли шума. Он менялся в зависимости от скорости, с которой автобус продвигался вперед, и был особенно резким, когда колеса автобуса попадали в рытвины, которых было немало на дороге.

Отец целиком ушел в газету; он не держался за поручни и подпрыгивал на месте каждый раз, когда автобус подбрасывало на ухабах. Но при этом не отрывался от газеты. О своем грузе, который находился на крыше, отец проявлял беспокойство лишь изредка, когда автобус подбрасывало особенно сильно.

Вдруг раздался женский крик. Все повскакали со своих мест. Чей-то большой кувшин перевернулся и покатился по полу. Ничего, слава Богу, не случилось. Но все же водитель остановил автобус, а к женщине со всех сторон подбежали пассажиры. Она, запинаясь, проговорила:

—  С крыши упал пакет, — и показала в окно. Эстер в страхе выглянула в окно. Но нет, это был

не их сверток.

96

Автобус тронулся только после того, как какой-то молодой парень подобрал упавший пакет и внес его в

автобус.

_~ Нечего было так кричать, будто Бог знает что случилось, — проворчала женщина, которая сидела недалеко от них.

Эстер забилась в угол и не знала, как побороть одолевшее ее беспокойство, ведь ее сандалии тоже лежали в пакете на крыше автобуса и тоже могли упасть при сильном толчке. И этого мог бы никто не заметить. Подняв глаза, Эстер посмотрела на отца. В его глазах тоже было беспокойство.

Вот они — причуды счастья: ей написали из дома, что господин Косто, который организует поездки из Бейрута в Хайфу, скоро приедет и заберет ее домой, в Халеб.

Мать, прочитав это письмо, а она прочла его раньше, чем оно попало в руки Эстер, сурово проговорила:

—  Неблагодарная. Живет в стране Израиля, а тоскует по галуту. Плохо ей, видите ли, здесь.

Эстер пыталась объяснить матери, что давно написала письмо, в котором просила забрать ее, а они только сейчас вспомнили о ней и ответили.

Вечером мать рассказала про письмо отцу. Она стояла за его стулом и что-то быстро говорила на идише. Она всегда переходила на этот язык, когда говорила об Эстер.

—  Если говорят на идише, это еще не значит, что говорят о тебе, — втолковывала ей, смеясь, учительница Атара во время бесед, которые вела с ней раньше.

Но с тех пор, как Эстер перешла в класс Эльканы,

97

она ни разу не прогуливалась с Атарой во время перемен.

Письмо вызвало переполох в доме, и с Эстер долго беседовали, причем так, словно она была виновата в том, что корабль "Макс Нордау"42 с тысячью шестьюстами репатриантами захватили англичане. И в том, что захвачен корабль "Хавива Райк"43. И в такое время она хочет покинуть страну!

—  Скажи, Эстер, тебе не нравится у нас? — спросил отец.

Она очень смутилась.

—   Нет, нравится... — пробормотала Эстер и выму-ченно улыбнулась.

Отец посмотрел на нее, но ничего не сказал и, взяв газету, погрузился в чтение.

—    Теперь тебя не смогут взять обратно, — уверенно заявила мать через несколько дней после того разговора, — нынешней ночью взлетели на воздух все мосты, которые связывали страну с Ливаном и Сирией...

В голосе матери звучало не только торжество, но и печаль, так как по радио сообщили, что при выполнении этой операции были жертвы. Но не сказали, сколько погибло. Эстер услышала в ее словах и упрек себе.

"Но ведь не из-за моего письма случилось это", — хотела она сказать, но смолчала.

Она понимала, что ничего не докажет матери и что ей надо молчать.

Отец был по-прежнему добр к ней. Она очень хотела доказать ему, что ее настроение изменилось и она хо-

98

чет остаться. Но слов для этого у нее не было. А рассказывают ему только о ее промахах и никогда о том, как она добросовестно трудится, как старается все делать как можно лучше. Он бывает дома только по субботам и видит ее бездельничающей, в этот день она не станет работать даже для него, так как соблюдение заповедей Торы44 для нее важнее всего, важнее приказаний любого человека.

И она стала думать — а что если ей просто сделать доброе дело? Ведь доброе дело остается таковым и в субботу. Если к тому же сделать его совсем рано утром, пока суббота еще "не открыла глаза"? А когда священный день пробудится, она уже все закончит и будет одета по-праздничному. Мысль о том, что она доставит удовольствие этому человеку, ее отцу, радовала Эстер.

Она встала на рассвете и, выйдя из дома, направилась к коровнику. Роса не выпала, но утро было холодное. Она глубоко вдохнула свежий воздух и втянула в себя запахи, которые так сильны ранним утром.

— Здравствуй, Ембо! - прошептала Эстер, ласково обращаясь к подбежавшей собаке, стараясь сделать ее сообщницей в этом добром деле и беспокоясь о том, чтобы она не нарушила тишину. — Я иду почистить коровник, чтобы доставить удовольствие отцу, — объяснила она Ембо.

Ембо не протестовал. Вернувшись на место, он улегся и погрузился в дремоту.

Эстер работала быстро. Бегом, почти бесшумно, перетаскала весь мусор к изгороди. Коровы смотрели на нее скучающим безразличным взглядом. Она к ним не прикасалась, усердно скребла и мыла пол. Закончив, встала и оглядела коровник. Только один угол остался невымытым. Там находились тряпки, рваные мешки, оставшиеся с прошлой зимы, и всякая другая

99

рухлядь. Теперь, когда коровник блестел, как гостиная в доме, этот угол, на который раньше она не обращала внимания, особенно бросался в глаза. Она решила привести в порядок и его и начала разбирать хлам и выносить его наружу. Все оказалось не таким страшным, каким представлялось вначале. И вот она уже добралась до соломы. Еще один раз вынести хлам, и вся уборка позади. Теперь и этот угол будет чистым. Коровы не доберутся сюда и не разведут грязь.

Когда Эстер терла пол, она с удивлением заметила, что в одном месте бетон, которым он был залит, треснул, образовав четырехугольное отверстие. "Может быть, на пол улало что-то очень тяжелое? — подумала она. — Но как получился четырехугольник? А может

100

быть, когда-то хотели сделать на этом месте погреб и уже принялись за работу. Ведь даже отверстие в бетоне проделали".

Эстер стояла в нерешительности, ей очень хотелось проверить свою догадку. И все же она предпочла покинуть коровник, пока во дворе никого не было. Помылась холодной водой, от которой мурашки побежали по коже, и вернулась в дом. Сарка еще спала, и Эстер, стараясь не шуметь, переоделась в свой субботний наряд. Обычно, заскочив на кухню, она брала что-нибудь поесть и радостно исчезала из дома. Обычно только мысль о том, что ей придется вернуться, омрачала Эстер субботу. Но на этот раз было иначе

— уходя, она с удовольствием думала о своем возвращении.

Устроившись между камнями на своем излюбленном месте, которое в этот ранний час все принадлежало ей, она попыталась объяснить Богу, почему решила нарушить святой день отдыха. Она была уверена, что ее слова дойдут до Бога, так как небеса были чистые, без единого облачка, а значит дорога к Всевышнему была открыта. И к тому же на этом пути не было извилистых крыш и высоких стен. В Халебе, например, молились в специальном зале, который находился в нижнем этаже дома, а в верхнем располагались различные учреждения местной еврейской общины; еще выше был детский приют, потом лестница, ведущая на крышу. И, наконец, сама крыша. Вот через сколько препятствий должна была пройти молитва, которую произносили евреи, к тому же часто

— почти шепотом. Как легко было молитве затеряться и не достичь слуха Всевышнего.

Эстер открыла молитвенник, но будничные мысли не дставляли ее. Она думала о том, что перейдет в Девятый класс, что в будущем году в школе будет ис-

101

 

previous                                                                                                                                                next

Home Еврейские Книги на русском языке Online  Jewish Russian Library Site Map

Jewish Book Favorites - English  Site Map - English